смерти;
это
скверное
основное
свойство
характеризуется
даже
в
том
обстоятельстве, что никто
не
выносит, чтобы на него
внимательно смотрели.
Чего же
можно
ожидать от
подобного
существа?
Отправляясь
из этой точки
зрения, будешь судить его снисходительно, перестанешь удивляться, если порою
пробуждаются и выглядывают сидящие
в нем бесы, и сумеешь лучше
оценить
то
хорошее, что,
благодаря ли уму или
чему иному, все-таки в
нем имеется.
А
во-вторых, следует подумать и принять во внимание, что жизнь есть в сущности
состояние нужды, а часто и бедствия, где всякий должен домогаться и бороться
за
свое существование, а потому и
не может постоянно принимать приветливое
выражение. Если
бы, наоборот, человек был
тем, чем его
хотят
сделать все
оптимистические
религии и
философии, т.е.
существом,
которое
во
всяком
смысле
должно существовать,
и существовать так,
как оно существует,-- так
тогда иначе, чем теперь, должны были бы действовать на нас
и первый взгляд,
и ближайшее знакомство, и постоянное обхождение всякого такого человека!
Ничто
не
может
быть
пригоднее
для
внушения
терпения
в
жизни
и
спокойного перенесения зол и людей, как следующее буддийское изречение: "Это
есть сансара,
мир
похоти и вожделения,
а
потому
мир рождения,
болезни,
одряхления и умирания; это есть мир, который не должен бы был
существовать.
И это здесь есть народ сансары. Чего же, следовательно, ожидать
лучшего?" Я
предписал бы всякому сознательно повторять это изречение четыре раза в день.
"Pardon's the word to all"* (Шексп. Цимбелин. Д. 5, сц. 5).
Мы должны быть снисходительны ко всякой человеческой глупости, промаху,
пороку,
принимая
в
соображение,
что
это
есть именно
наши
собственные
глупости,
промахи и
пороки,
ибо это недостатки
человечества, к
которому
принадлежим и мы, а следовательно, и сами разделяем все его недостатки, т.е.
и
те, которыми мы как раз в данное время
возмущаемся именно только потому,
что
они
на этот
раз
проявились не
в
нас
самих.
Они находятся
не
на
поверхности, а коренятся в основе и всплывут по первому поводу и заявят себя
таким же
образом, как теперь проявились в
других;
хотя несомненно, что
в
одном
проскользает
один
недостаток, а в
другом
опять
иной и
что общая
сложность
дурных
свойств в одних больше, чем
в других, ибо индивидуальное
различие неисчислимо велико. Гл. ХХ. О КРИТИКЕ, СУЖДЕНИИ, ОДОБРЕНИИ И СЛАВЕ
Писателей
можно
подразделить
и
приравнять к
метеорам,
планетам
и
неподвижным звездам. Первые
производят мимолетный трескучий эффект:
на них
смотрят, восклицают: "Смотрите, смотрите!",-- и затем они навсегда исчезают.
Вторые,
т.е.
кометы
и
планеты
имеют
более
продолжительное
и
прочное
существование. Часто они блестят (хотя опять-таки вследствие своей близости)
даже
ярче
неподвижных звезд, и
профаны
смешивают их
с этими последними.
Между тем они тоже впоследствии должны оставить свое место, блещут к тому же
заимствованным
светом и имеют
сферу действия,
ограничивающуюся только
их
спутниками (современниками). Они текут и заменяются:
их
путь
и
поприще
продолжаются
несколько
лет.
Одни
лишь
третьи
постоянны
и неподвижны, стоят прочно на тверди, блещут
собственным светом,
действуют как
на один, так и на
другой
период времени, не
изменяя своего
вида
при
перемене
точки зрения,
так как
они не имеют
паралакса.
Они и
принадлежат не
к
какой-либо одной
системе (нации),
как первые,
но всему
миру. Но благодаря высоте их
положения, большею частью требуется
несколько
лет, чтобы свет их достиг до обитателей Земли.
* *
*
Измеряя гений, не следует
с целью опустить масштаб ниже брать в расчет
неудавшиеся его произведения или слабейшие творения; мерилом для него должно
служить
только
то, что
превосходно,
ибо слабость
и превратность даже
в ..далее 

Все страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65