всего
мира,
этот другой путь
--
узкая тропа
избранных, святых, и оттого он представляет
собою редкое исключение. Помимо
первой дороги для большинства
людей не
было бы поэтому
никакой надежды на
спасение.
И тем не
менее мы всячески упираемся,
не хотим вступить на
эту
дорогу;
наоборот,
мы прилагаем
все усилия к тому, чтобы приготовить
себе
обеспеченное и приятное существование, и таким образом
все крепче
и крепче
приковываем
свою волю к
жизни. Совсем иначе поступают
аскеты: имея в виду
свое истинное и
конечное благо,
они намеренно
делают
свою жизнь возможно
более скудной, суровой и безрадостной. Но судьба и течение вещей заботятся о
нас
лучше,
нежели
мы сами:
они повсюду разрушают
наши приспособления
к
беспечальной
жизни, вся нелепость
и немыслимость
которой достаточно видна
уже
из
того, что жизнь
коротка, ненадежна, пуста
и завершается горестной
смертью;
да,
судьба
сыплет
тернии
за
терниями
на
наш
путь
и
везде
ниспосылает нам спасительное страдание, эту панацею наших скорбей. Поистине,
если наша жизнь
имеет такой
странный и двусмысленный характер,
то --
это
потому, что в ней постоянно перекрещиваются два диаметрально-противоположные
основные
стремления:
это,
во-первых, -- стремление
индивидуальной
воли,
направленное к
химерическому
счастью
в
эфемерной, призрачной, обманчивой
жизни, где
по
отношению
к
прошлому счастье
и
несчастие
безразлично, а
настоящее в каждый
миг обращается в прошлое; это,
во-вторых, -- стремление
судьбы, достаточно
явно направленное к разрушению нашего
счастья,
а через
это и к умерщвлению нашей воли и к
освобождению ее от
той иллюзии, которая
держит нас в оковах этого мира.
Ходячее,
в
особенности
протестантское
воззрение,
что
цель
жизни
заключается единственно и непосредственно в
нравственных добродетелях, т.е.
в соблюдении справедливости и человеколюбия, -- воззрение обнаруживает
свою
несостоятельность уже из того одного, что среди
людей так мало,
так обидно
мало
действительной
и чистой
нравственности. Я
уже
не говорю о
высокой
доблести, благородстве, великодушии и самопожертвовании, -- их вряд ли можно
встретить где-нибудь в другом
месте, кроме
театра
и романа: нет, я говорю
только о
тех
добродетелях, которые
вменяются каждому
в обязанность.
Кто
стар, пусть припомнит всех, с
кем приходилось ему в жизни иметь дело: много
ли
встречал
он
людей,
действительно
и
поистине
честных?
Не
было
ли
подавляющее большинство людей,
говоря
начистоту, прямой противоположностью
чести,
хотя
они
и
бесстыдно
возмущались
при
малейшем
подозрении
в
неблагородстве или только неправдивости?
Разве
низменное
своекорыстие,
безграничная
жадность
в
деньгам,
замаскированное плутовство,
ядовитая
зависть
и дьявольское злорадство, --
разве все
это не царило так повсеместно, что
малейшее исключение из
этого
правила возбуждало удивление? И
человеколюбие, -- разве не в крайне
редких
случаях простиралось оно дальше того,
что люди
уделяли другим нечто весьма
несущественное, а
в его
отсутствие никогда незаметное? Так неужели в столь
чрезвычайно
редких и
слабых
следах
нравственности
заключается
вся цель
существования? Если же эту
цель полагать в
совершенном перерождении нашего
существа (дающего
упомянутые дурные плоды), -- перерождении, которое служит
результатом страданий,
то весь процесс
жизни
получает известный
смысл
и
начинает соответствовать фактическому положению
вещей. Жизнь представляется
тогда как процесс очищения,
и
очищающей кислотою является страдание. Когда
процесс
этот совершится,
то предшествовавшие ему безнравственность и злоба
остаются в виде
шлаков и наступает то, о чем
говорят Веды: "Finditur nodus ..далее 

Все страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140